top of page

Читальный зал

Здравствуй, старая знакомая!

 

Часть 1



«Нет, какая я всё-таки дура! Как я могла такое забыть, как не учесть такое! На лбу себе запиши, если не на лбу, так большими буквами распечатай и запомни на всю оставшуюся жизнь!» Женщина решительно придвинула клавиатуру и напечатала: «Сервера работают только с USB-портом!», распечатала и приклеила скотчем над рабочим столом.  Выдохнула. Рука потянулась к телефону. 
«Москва? Фирма 1С БИТ? Здравствуйте. Проконсультируйте, пожалуйста, могу ли я поменять ключи защиты на программный продукт на  USB-порт? Да. Можно… К вам подъехать… А завтра вы работаете? Работаете. Как к вам добраться? А, поняла. Какие документы нужны? Спасибо». 
Трубка мягко легла на аппарат.
- Неужели поедете? – коллега смотрела с удивлением и явным недоверием.
 - Поеду. 
Теперь Елена Николаевна спокойна и собрана. Когда решение принято - сомнения в сторону, остается  только последовательно и методично выполнять шаг за шагом. Это найти правильное решение сложно, мечешься от одного к другому, выбираешь, боишься забыть что-то важное, и, ещё время – этот фактор нашего бытия подстегивает: быстрее, быстрее! Но как только выбор сделан,  наступает облегчение. Ещё не решен вопрос, но уже забрезжил рассвет впереди, уже легче.
- Да, еду. Вечером сяду на поезд, утром буду в Москве. Поменяю ключ, и вечерней же лошадью поеду назад. Завтра пятница, рабочий день. В субботу буду дома, а в понедельник поставим клиентам программу на новом ключе.
- Вам могут не оплатить  проездные билеты. И потом, директор в командировке, согласовать не с кем, - коллега сочувственно покачала головой.
- Ну, что ж! За ошибки надо платить, – это Елена Николаевна сказала вслух. А про себя подумала, что как начальник отдела, этот вопрос должна решить  только она. Сама заказала программу для клиентов,  сама упустила это новшество, а ведь предупреждал директор, он же одновременно  системщик их маленькой фирмы, что новые сервера приходят теперь без LPT-портов, только под USB, следовательно, и аппаратный ключ защиты, чтобы программа работала легально, должен быть под  этот порт, в виде флэшки. Всё просто: раньше под программу был ключ как спичечный коробок, а теперь стал ключ, как флэшка.  Программу можно выбирать с любым ключом. В программировании и электронике изменения происходят быстро, и за двадцать пять лет работы какие только языки программирования  не пришлось ей изучать, какие компьютеры  и техника ни  прошли через руки – только успевай осваивать. Можно заказать замену ключа через фирму-дистрибьютера, но это долго, не меньше месяца уйдет, а клиенту надо было поставить программу ещё вчера.

Елена Николаевна при своем среднем росте выглядела гораздо моложе своих лет возможно из-за худощавого телосложения, а может быть светлая кожа и большие тёмные глаза делали её похожей на девочку-подростка. Но находилась она именно в том, как сама считала, счастливом сорокавосьмилетнем возрасте, когда многое в жизни пройдено, дети взрослые и, наконец-то можно отдать все силы любимой работе, то есть, когда в состоянии доказать и самой себе, и другим, что и в профессии что-то значишь. Вдобавок ко всему, работа, считала Елена Николаевна, есть лучшее лекарство от хандры,  глупостей и ненужных авантюр.  
Солнечное утро на перроне Павелецкого вокзала встретило по-деловому собрано: день распланирован, настроение бодрое, и, что немаловажно, в руках кроме сумки - никакой лишней поклажи. Нести особо нечего, маленький аппаратный ключ защиты, который легко уместился бы  в зажатой ладони, спокойно лежал в сумке рядом с документами.
Женщина быстро нырнула в метро. Столичная жизнь захватила сразу, как будто она крутилась в ней всегда. Гул и сквозняк подземки остался за спиной, как только она вышла  на улицу. Ветер подхватил полы плаща, метнулся в проулок, как бы указывая путь, и вывел к огромному, немного мрачному дому с массивной дубовой дверью. Такую дверь ногой не открывают, а уважительно, приложив немалое усилие, тянут на себя. Лестница, гулкая и прохладная, привела в современное  и солидное помещение. Вышколенные молоденькие сотрудницы, мило улыбаясь, предложили свою помощь.  Заменить ключ оказалось делом нескольких минут, и Елена Николаевна обратилась к менеджеру ещё с одним вопросом. 
- Скажите, пожалуйста, с кем я могла бы поговорить по поводу функционала программы по работе с аптеками? У нас последнее время идет много запросов на ваши программы, а рекламные материалы не совсем подробно описывают возможности…
- Вы могли бы переговорить с Павлом  Минаевым, он разработчик и может подробно объяснить, как работает программа, вот только его сейчас нет в офисе. Знаете, у нас сегодня проходит выставка-ярмарка в «Олимпийском», и все сотрудники там. Вы можете найти его и проконсультироваться.
- А это далеко?
- Ну, как Вам сказать, нет, тут рядом, одна остановка на метро. Можно пешком дойти.
После короткого выяснения, Елена Николаевна по провинциальной привычке, решила, что пешком оно будет надежнее. 
То, что у москвичей называется «рядом», не всегда оказывается близко!  Прогуляться по Москве, заодно полюбопытствовать, какова она обычная столичная  жизнь, женщина была не против, но дойдя до огромного спортивного комплекса «Олимпийский», поняла, что половина сил оказалась ей потрачена впустую.
 Выставка подходила к концу. На огромной площадке спортивной арены выстроился целый городок из павильонов  с яркой рекламой и призывными щитами. Ещё бродили запоздалые посетители вдоль павильонов с оборудованием и стендами, ещё оживленно вели обсуждения группы товарищей, но по всему чувствовалось, что основной поток схлынул, напряженность спала, и некоторые участники уже начали сворачивать выставочные материалы. 
К великой радости Елены Николаевны, она быстро нашла, кого искала, и ребята, яркие представители молодого поколения, умные и хваткие, выслушав её, стали показывать на компьютере работу программы,  объясняя попутно тонкости работы. Усвоив ещё с молодости, что хорошо, просто и коротко объясняет тот, кто сам до конца разобрался с проблемой, Елена Николаевна слушала их внимательно  и с удовольствием. В конце разговора ребята выдали ей кипу информационных материалов, которые могли пригодиться в работе, и фирменный пакет значительно утяжелил жизнь начальника отдела.
- Всё. Дела сделаны. Время до поезда ещё есть и много, но не столько, чтобы можно было заехать к родным или друзьям, поэтому можно не спеша пройтись по Москве, – подумала женщина.   
Она стояла на небольшой площади, за спиной остался стеклобетонный монолит спорткомплекса, увешанный огромными рекламными щитами. Внешний вид этого здания не оставил никакого впечатления.
Впереди по дороге плотными рядами сновали машины. 
- Скажите, где здесь станция метро? Мне сказали, что рядом, а я не вижу, - обратилась она к прохожему.
Молодой человек вытащил наушник плеера из уха и, протянув руку вперед в сторону дороги, доброжелательно ответил:
- Перейдете дорогу, пройдете вперед мимо этого здания, там увидите Макдональдс, и чуть левее будет станция метро.  Всего доброго!
- Спасибо, и вам всего хорошего! - почти машинально ответила женщина. 
От того ли, что дела свои сделала, или от того, что московские расстояния оказались не такими короткими, но вдруг внезапно накатила такая усталость, что захотелось бросить всю свою поклажу, скинуть туфли и пройтись пешком по газонной травке, что увиделась впереди в скверике какого-то старинного дома с белыми колоннами. Но кто же поймет такое? Встряхнувшись и отогнав ненужные крамольные мысли, Елена Николаевна решила дойти хотя бы до Макдональдса. Ноги горели, ступали по земле, как по раскаленным углям. Мимо бесконечной ограды с чугунными старинными решетками женщина уже шла не так бодро, как хотелось.  Между прутьями забора мелькали тяжелые еловые лапы. Огромные вековые ели росли на поросшей зеленой травой земле. 
Обогнув здание, женщина с удивлением оглядела открывшуюся панораму: прямо перед собой она увидела такой привычный и поднадоевший своей узнаваемостью «Макдональдс». Справа через дорогу нелепо топорщилось новомодное здание торгового центра с синими глухими зеркальными стеклами,  утыканное везде, где только можно рекламными щитами. Какой архитектор решил, что синий цвет приятен глазу на городских улицах? Здание кричало и топорщилось  своей нелепостью и безвкусицей. Елена Николаевна быстро отвернулась, чтобы не видеть этого современного уродца и побрела к знаменитой американской столовой «быстрой еды».  
- Сейчас что-нибудь куплю, перекушу и отдохну заодно, подумала она, открывая стеклянную дверь. 
За дверью бурлило. Люди толпились, шумели, двигались на небольшом пятачке зала.    
- Что? Это чтобы купить эту быстрорастворимую булку с прессованной котлетой, я должна ещё и очередь отстоять? – женщина растерянно осматривала людей, заполнивших зал. – Они что, так хотят есть? Нет, я не настолько голодна!
К фастфуду особой любви не было никогда - дверь «Макдонольдса» захлопнула без сожаления. Взгляд упал на широкие деревянные скамейки на площадке перед входом, они были свободны, и Елена Николаевна с удовольствием расположилась на них спиной к дверям.  
Вытянутые ноги наконец-то отдыхали, и она впала в то блаженное состояние созерцания, которое испытывают, наверное, японцы, глядя на сад камней, только взор Елены Николаевны был обращен не на камни, а на стоящую впереди церковь.  Именно вдоль тягуче бесконечного забора этой церкви она только что брела с тяжелыми пакетами, но тогда не рассмотрела, что это было за здание.  
Высоко в голубом небе сверкал крест, и оказалось совершенно непонятно, толи крест летит в облаках, толи облака летят мимо креста…  Легкий, ажурный, он венчал  бельведер с восемью белоснежными колоннами, продуваемый всеми ветрами.  
Взгляд женщины опустился на ярус ниже.
- Какая странная церковь! Больше похоже на старинный дворец или усадьбу! Какой же это стиль? Классицизм? Да, да, классицизм.
Ротонда широким куполом, как надежными плечами, держала бельведер, и  покрывала третий этаж с окнами. На фасаде второго этажа круглого здания установлены три иконы, а первый этаж, с решетчатыми окнами, так же украшен белыми полуколоннами,  на которых завитушками красовалось то, что архитекторы называют  «капителями ионического ордера».  
Память услужливо, далёким фоном, голосом дочери подсказала:
«Архитектурный ордер от латинского  «ordo» — строй, порядок - тип архитектурной композиции, использующий определённые элементы и подчиняющийся определённой архитектурно-стилевой обработке. Различают пять классических ордеров, которые впервые выделил итальянский архитектор Джакомо да Виньола: дорический, ионический и коринфский (возникли в Древней Греции), тосканский и композитный (в Древнем Риме)».
Непонятная тревога охватила женщину, она снова посмотрела наверх, и уже вдумчиво стала рассматривать детали здания. Так читают лицо человека, старого знакомого, забытого, потерянного во времени, по деталям рассматривают, складывают образ по кусочкам и вдруг –вспоминают, того, давнего, молодого, которого хорошо знал, и может быть, даже был дружен! И спустя какое-то время уже не возможно себе представить, как мог его не узнать, но ведь не узнал! 
- Это ты? Не может быть! Это ты! Но, как же так? Церковь Филиппа Митрополита должна быть на окраине Москвы… Я же помню… Ах, нет, всё верно, окраиной это место было в семнадцатом веке, а Москва старилась, разрасталась, подхватывая окрестные слободки и деревни. И ты оказалась в самом центре столицы. Так вот ты какая!
И уже не болели ноги, уже легкая, как перышко, как на крыльях, женщина летела со своими сумками к церкви. Остановилась у главного портала.
- Ну, здравствуй, старая знакомая! 


    
Часть 2



- Мама, мам, ты дома? 
Сапоги со стуком один за другим ударились об пол, слетая с ног дочери. Елена Николаевна выглянула в коридор. 
- Мама, - решительно сказала  Маша, стряхивая снег с дубленки, - сегодня ты будешь мне помогать! Всем ребятам родители помогают! Задали много, времени в обрез. На завтра мне надо подготовиться к зачету, добить курсовую: вычертить задание, ну, это я быстро сделаю, и склеить макет. Макет будешь клеить ты!
- Я?- испуганно выдохнула мама,- А у меня получится?
- Должно получиться! – сказала Машка голосом строгой учительницы, - придется сидеть всю ночь! Не бойся, ничего сложного. Я черчу фасад, вид сверху, и разрез в пропорции один к ста пятидесяти, а ты на этом разрезе будешь клеить церковь в глубину.   
- Ничего не понимаю, - растерянно промямлила Елена Николаевна, - как я буду клеить в глубину? Это же лист бумаги!
Дочка снисходительно покачала головой.
- Что же тут непонятного? Я черчу на листе ватмана, пишу краткое описание, потом склеиваю коробочку из этого ватмана. Там, где проекция в разрезе мы аккуратно архитектурным ножичком убираем средину, и из ватмана клеим детали. Должно получиться, как будто церковь в разрезе и в трехмерной проекции.
- Да что же это такое! – женщина всплеснула руками, - почему вам так много задают? Разве можно так нагружать на первом-то курсе? Это просто немыслимо!
- Невозможно, но надо!  У нас на архитектурном вот так – на выживаемость! Кто не выдержит – вылетает! 
Да, тут не поспоришь! Елена Николаевна была счастливым человеком в том смысле, что дочка, несмотря на молодость, не мучила её выбором профессии. За два года до окончания школы собрала справки, взяла деньги для оплаты, прихватила свои рисунки, и пошла в художественную школу. Сама. Без родителей. А через год она уже четко знала, что хочет учиться на архитектурном факультете, хотя некоторые метания всё же были. Конкуренцию архитектуре оставляла… ветеринария!  Был, был к тому времени у Маши приличный опыт лечения кошек и котов, выхаживания хомяков и попугаев, но архитектура победила!  Вооружившись девизом: «У нас есть цель, и мы к ней идём», девочка стала упорно заниматься подготовкой по совсем не школьным предметам: рисунку, где рисовали головы античных героев; композиции, где рисовали различные фигуры и их расположение в зависимости друг от друга; черчению, совсем не на том уровне, которому учат в школе. В-общем, из школьных предметов пригодился только русский язык. 
Конкурс при поступлении был большой, но какова была радость увидеть свою фамилию в списке зачисленных!  Итак, высота  была взята, впереди замаячила первая сессия.    
Разговор продолжился на кухне.
- Это какую церковь будем чертить? Ту, что в интернете искали? Она ещё странно так называется «Церковь Филиппа Митрополита». Почему не «Церковь Митрополита Филиппа»? А чертежи тебе дали?
 - Нет, - Маша потянулась за хлебом и придвинула тарелку с борщом, - вот всё, что нашли тогда с тобой, на это и будем опираться. Мам, а сметана есть?
Материала нашли ничтожно мало. Можно сказать, что ничего не нашли. Чертежи, описания церкви, фотографии не могли полностью удовлетворить любопытство. Интернетовское пространство ещё не успело тогда наполниться информацией. В библиотеке Маша нашла книгу по архитектуре, где было тоже описание, что и в интернете. Круг замкнулся.
- Значит так. Я черчу в двух проекциях в масштабе, а потом переношу на третий чертеж! 
«Какие они красивые, девчонки в девятнадцать лет», - женщина залюбовалась своей дочкой, - Щечки, как нежный персик, черные глаза как бездонные колодцы, нелегко разгадать их тайну! Кому-то достанется моя ягодка». Женщина вздохнула,  а вслух произнесла строгим голосом: «Не разговаривай с полным ртом во время еды!» Детей нельзя баловать, иначе, как говорила Атаманша в фильме «Снежная королева» тогда из них вырастают настоящие разбойники!
Маша лишь махнула рукой на мамины слова и продолжила.
- Вот в третьем чертеже! – тут она сделала взмах рукой и, как бы акцентируя внимание, подняла указательный палец, - вот именно на нем я черчу церковь в разрезе, а ты вырезаешь лишнее пространство и из ватмана склеиваешь колонны и ярусы. Не бойся, я с тобой!
Через час большая комната, где расположились мама с дочкой, представляла собой что-то среднее между мастерской по производству макетов и читальный залом. Стол, диван были завалены конспектами и книгами, чертежами и рисунками. Маша, заглядывая в раскрытую книгу, быстро и точно переносила чертёж на ватман. Вот готова одна проекция – вид спереди, вот вторая – вид сверху, вот в правом нижнем углу появилась церковь в разрезе.
- Ой, ещё не всё! – Маша снова зависла над чертежом, - надо заголовок и небольшое описание. Коротко и лаконично. 
Так на белом ватмане черной  ручкой она вывела: «Первоначально, в 1652 году, по перенесении мощей святителя Филиппа в Москву, была построена деревянная церковь. Место, где был построен храм святителя Филиппа, находилось на землях, принадлежащих Троице-Сергиеву монастырю. В храме служили до 1689 года, и когда она обветшала, ее разобрали, и в 1691 году выстроили каменную. При московском митрополите Платоне в 1777 году храм начали перестраивать. Существующее здание построено в 1777-1778 годах проекту М.Ф.Казакова на месте обветшавшей прежней церкви. Трапезная и колокольня, построенные в 1752 году, были сохранены. Строительство вёл С.А.Карин. В здании церкви ярко отражены принципы раннего московского классицизма, для которого характерны монументальность пропорций и строгая ордерность».
  Сидя в позе Буды со сложенными ногами Маша уже бубнила, заучивая конспект. А Елена Николаевна тщетно крутила в руках лист ватмана с драгоценной работой, но никак не могла понять, что надо делать.
- Эх, мама, ну как тебе доверяют ответственную работу, когда ты не можешь сообразить такую простую вещь! - Маша откинула в сторону конспект и подключилась опять к чертежу. – Всё сама, всё сама! Ладно, склею тебе коробку.
- Я просто боюсь испортить, - оправдывалась мама, но в душе была рада помощи.
Точными и ладными движениями юных рук ватман превратился в объёмную коробку. Взмахнула Маша кисточкой с прозрачным клеем по краям и хрупкая конструкция с чертежом уже стояла на столе. 
А часы между тем уже показывали полночь.
- Может, мы завтра закончим, Маша?
- Ты что? Завтра суббота, работу надо сдавать! Сидим всю ночь! 
- Господи, хорошо, что мне  не идти на работу…
- Да, везет тебе! – Маша снова нырнула в конспект.
«Итак, передо мной церковь, разрезанная как будто торт посередине. Толщина стен заштрихована тушью, внутри всё вырезано архитектурным ножичком и сделан пол церкви внутри коробки. Теперь мне надо аккуратно слепить колонны из ватмана и приклеить их к полу, а куда они будут упираться сверху?» 
Распечатки с компьютера не дали ответ на эту загадку. Видно было, что в центральном зале стоят два ряда колон: внутренние колонны уходят ввысь и упираются в купол со множеством окон, которые дают свет и ощущение прозрачности,  а внешний ряд подпирает второй этаж с арками. Что это за этаж и какое его предназначение ни из снимков, и из чертежа понятно не было.
- Маша, а могут колонны не упираться сверху ни во что? Явно не хватает информации…
- Мама, ну конечно нет! Колонна всегда упирается во что-то! 
- Да? А я видела на древних  развалинах в Крыму, что колонны просто так стоят… 
- Так, то развалины… Согласна, не все понятно, но делай, как есть, как понимаешь. Только помни, что пропорции должны быть соблюдены в точности!
Часы тикали, тикали, время пролетало незаметно, только тяжелая усталость от вынужденной бессонницы наваливалась на плечи, но прерваться было невозможно. Очень хотелось маме помочь своей дочке! 
В самое тяжелое время ночи, а это Елена Николаевна хорошо знала с молодости по работе в ночные смены, в три часа утра вдруг сработал мобильный. Не отрываясь от конспекта, Маша пошарила рукой по дивану и нашла телефон.  
- Вот это да! Мама, Ася только что родила! Пишет мне с  роддома, что у неё родился мальчик!
Да, именно в эту ночь родился Саша, будущий Машин крестник, талантливый и умный. Ещё не знает никто на свете, что родился будущий поэт и артист, но на свете стало одним человеком больше, и эта маленькая жизнь  влилась в людской поток  и стала важна для многих людей в городе, в стране, и уже невозможно представить, что не было его до этого мгновения. Он уже есть, он живет!  Там, за улицами с фонарями, за рекой с мостами, за толстыми стенами родильного дома лежала юная женщина небольшого росточка, миниатюрная, как фарфоровая кукла, а рядом с ней драгоценный сверток с маленьким человечком, только что появившимся на свет.
Середина ночи – это волшебное время, именно тогда случаются чудеса!
- Нет, надо прерваться! – Маша с улыбкой отложила учебу, - а не пора ли нам это дело отметить? Не попить ли нам по такому случаю чайку?
- А, давай, кутнем!  Пошли! – Елена Николаевна  стряхнула с колен остатки резаной бумаги.
Куда-то пропал сон, дела отложены. Мама с дочкой сидели на кухне, пили душистый чай, заваренный на травах, вприкуску с клубничным вареньем, и вспоминали, как давно они знакомы с Асей и её родителями, какая непроста эта штука – жизнь. Вот так просто сидели, улыбались и пили чай.
Глаза боятся, а руки делают.  Тоненькие трубочки из ватмана превратились в будущие колонны, которые уже стояли на слепленных маленьких постаментах, тонкие полоски ватмана, скрученные в тугие трубочки, изображали ордера наверху колонн. Арка полукупола с нарисованными и вырезанными окнами уже красовалась наверху церкви. Сквозь  окошки проникал мягкий свет из глубины коробки, и вот уже церковь задышала, ожила. В каждом человеке живет творец, а в каждом творце живет ребенок. Макет превращался на глазах в почти живое существо. Там, где невозможно было понять задумку автора, пришлось немного пофантазировать. 
- Эх, очутиться бы сейчас в Москве, посмотреть, как на самом деле выглядит внутри эта церковь Филиппа Митрополита… 
За окно забрезжил рассвет, вместе с ночью ушла усталость, и неважно, что все руки в клее, а к волосам прилипла бумажная стружка.  
- Ну, всё! Я закончила, смотри… 
Елена Николаевна победно поглядела на Машу. 
Критически оглядев работу, Маша сказала, как отрезала: «Халтура!» 



Часть 3



 «Вот, вспомнилось… Да, а Маша работу тогда сдала, переделывать-то времени уже не было». Улыбка коснулась губ Елены Николаевны.
 Круглые колонны портика вблизи оказались внушительнее, чем издалека. То, что по проекту должно быть центральным входом, оказалось наглухо закрытым. Может быть, эти двери и открывают по каким-либо великим церковным праздникам, но даже дорожка, ведущая к ним, поросла зеленой ухоженной травой.
- Так, где же вход? Судя по чертежам, с противоположной стороны должны быть двери, я помню…
Но, оббежав церковь вдоль солидного забора с другой стороны, женщина с удивлением остановилась перед точно такими же,  наглухо закрытыми дверьми. Заколдованная загадочная церковь. 
Мимо Елены Николаевны проходили люди, им не было никакого дела до взволнованной женщины. Она проследила глазами, куда направляется людской поток и пошла за ним, и он вывел её в скромный, но чистенький церковный дворик, выложенный плиткой, с одноэтажной пристройкой. Мысленно возвращаясь к той  давней зимней ночи, Елена Николаевна помнила, что это здание не было указано на плане и являлось непонятным местом, хотя фотографии слегка захватывали какое-то строение. 
«Храм Святителя Филиппа митрополита Московского в Мещанской слободе» - гласила вывеска с православным крестом.   
Их встреча была неотвратима, интуитивно женщина понимала, что, не разгадав загадку этой церкви, она не уйдет отсюда. То, что она увидела внутри, потрясло её. Два небольших зала со сводчатым потолком в росписях освещались электрическим светом висящих люстр, но  света их явно не хватало. В залах царил полумрак. Треск свечей, запах ладана и воска умиротворяют. Блики живого огня придавали ликам святых с икон жизни, их глаза смотрели пронзительно и печально, как будто знали они Великую тайну обо всех пришедших поклониться. 
Только переступив порог, Елена Николаевна сразу увидела тот самый зал с двумя рядами колонн, к нему вели ступеньки наверх. Вот только вход в зал оказался закрыт небольшими чугунными воротами с крестами. Народу было не много. 
- А вход туда всегда закрыт? – спросила Елена Николаевна у  невысокой женщины, прибирающей с подставки свечи.
- Нет, когда идет служба, тогда открыто. Просто служба уже закончилась. Завтра приходите.
- Завтра…  завтра меня здесь не будет, – как бы про себя тихо прошептала Елена Николаевна.
Церковная служащая посмотрела на неё, хотела что-то добавить, но вдруг, словно увидев, что женщина не просто спрашивает, не просто интересуется, опустила глаза в пол. А Елена Николаевна, не понимая, что с ней происходит, почему вдруг слёзы подкатывают к горлу и она не может справиться с нахлынувшей волной чувств, попыталась   объяснить.
- Понимаете… Так всё странно… Я и эта церковь… Вдруг… я не ожидала… Мы с дочерью всю ночь чертили эту церковь, а я даже не представляла, что она на самом деле настоящая, живая, вот тут стоит…, - и  осознавая всю тщетность слов, понимая, что не сможет объяснить Елена Николаевна замолчала и ощутила, как слезы потекли по щекам. 
Она не могла и не пыталась объяснить себе, что произошло. Не было явной причины для слёз в её относительно спокойной жизни, и при людях никогда не плакала, да и в церкви так красиво и легко, а тут… 
- Что это со мной?- пронеслось в голове, - Что со мной происходит?
- Хотите, я вам покажу, - женщина подняла глаза, легко прикоснулась к руке, - пойдемте. У нас есть Икона святого Филиппа, митрополита Московского, с частицей мощей. А вот чтимые Атакская и Смоленская иконы Божией Матери. Семнадцатого века. Вы приложитесь, они многим помогают. 
И отошла тихо, как растворилась в пространстве и времени.
Успокоившись постепенно, Елена Николаевна бродила по залу, останавливаясь у ликов святых, рассматривая старинные, потемневшие от времени иконы. Затем она захотела поставить свечки и подошла к церковной лавке, расположенной рядом с входом. Ей подумалось купить что-нибудь на память об этой необыкновенной встрече, однако ни на чём так и не остановилась из многообразия церковных вещей. Хотелось купить книгу о церкви или о Филиппе митрополите, но так ничего и не подобрала.  
Вспоминая спустя какое-то время свою необычную встречу, Елена Николаевна объясняла: 
«Мои слёзы были не по поводу обиды. Знаете, когда меня обижают прилюдно, например, продавец или человек из толпы, то слёз от меня не добьёшься. Всё что угодно, за исключением мата, но не слёзы. Но несколько раз в моей жизни я плакала, выходя из храма, и видимого повода к этому не было. Сама не могу объяснить, что это было и почему. Но это было, пожалуй, самое сильное и светлое состояние моей души»
И однажды получила неожиданный ответ: 
«Елена, слёзы в храме - это случается тогда, когда Благодать Божья соприкасается с душой. Это знак что Бог рядом с Вами. Это многого стоит. Это знак, что душа ваша жива! Она чувствует присутствие Бога, и это не с каждым случается. Я когда до осознанного прихода к Вере заходил иногда в Храм, со мной случалось то же самое, и я не мог понять, что происходит. Меня это пугало, и многих пугает. Теперь я бы хотел, что бы это было чаще, но… нет. Это дар!» 


Екатерина Волосина

 

10.12.2015

 

ПРОКЛЯТИЕ ЦЫГАНКИ

 

    В 1955 году (тогда мне было чуть больше пяти лет) наша семья жила на Украине под Киевом в селе Махновка. Украина – благодатный край с плодородной землей, возделанной трудолюбивым и доброжелательным народом, умеющим прилежно работать и красиво с размахом отдыхать. До сих пор помню мелодичные украинские песни по вечерам или шумные пляски под залихватский посвист прямо посреди улицы и волшебный запах цветущих садов вокруг чистеньких, крытых жёлтой соломой, мазанок.

    Однажды недалеко от села, в поросшей ковылем степи расположился цыганский табор с походными шатрами, повозками, большим табуном лошадей и кучей смуглых крикливых ребятишек. Бородатые цыганские мужчины в шароварах, красных рубашках, смазных сапогах и картузах с лакированными козырьками, обязательно с цепочками от часов-луковиц, свисающих из карманчиков из расшитых жилетов, торговали на базарной площади глиняной посудой, коврами, кованными в походной кузне плотницким инструментом, серпами, косами и другими сельскохозяйственными орудиями. Они степенно курили трубки, стоя возле своего товара, сложенного кучей на рогоже или громко зазывали покупателей. Цыганки среднего возраста в ярких цветастых платьях и платках, наброшенных на плечи, торговали всякой снедью и самодельными детскими игрушками. Другие цыганки, что помоложе, ходили по дворам, выпрашивая еду, и гадали по руке всем желающим. Гортанный цыганский говор слышался по всему селу, и вскоре оказалось, что цыгане знают не хуже самих жителей Махновки кто, где и с кем проживает, каким добром владеет и какая домашняя живность водится у него во дворе. В свою очередь селяне, имея вполне достоверные, неоднократно проверенные печальным опытом, сведения о нравах весёлого кочевого народа, держали ухо востро. Однако уберечь добро удавалось не всем. Из овчарни на краю села выкрали двух овец, из табуна в ночном увели жеребёнка. По окрестным дворам многие хозяева не досчитались кур и уток. У нашей соседки тетки Катерины украли гуся. Её сын Тарас, красивый рослый парень, год назад вернувшийся из армии и собиравшийся осенью жениться на очень красивой девушке по имени Ганна, жившей на другом краю Махновки, часа полтора терпеливо слушал сначала причитания матушки по поводу случившегося несчастья, а потом и её проклятия в адрес бессовестных воров. Наконец, опрометчиво рискнул сказать: «Ну, хватит Вам, мама! Да бог с ним, с гусем, пусть цыгане подавятся его косточками! Плюньте и забудьте!» Чем вызвал у Катерины новый поток красноречия, на этот раз уже в отношении себя.

     На следующий день Катерина, глубоко возмущенная пропажей любимой домашней птицы, встретила потоком ругани молодую цыганку, зашедшую во двор, чтобы попросить съестного по обыкновению. Но тут ораторский талант почтенной селянки, которым она справедливо славилась в Махновке, натолкнулся на не менее искусное цыганское владение словом и голосовыми связками. Две женщины подняли в запале такой шум, что посмотреть на скандал (в послевоенной деревне это тоже было не последним развлечением) сбежалось половина села. Действительно, там было на что посмотреть, да и послушать тоже. Степенная тетка Катерина высокая дородная, скромно, но аккуратно одетая представляла разительный контраст с тоненькой подвижной цыганкой в широченной кумачовой юбке и цветастом платке, с ног до головы увешанной дешёвой бижутерией. Стороны с упоением вступили в схватку. Профессиональные словесные перепалки, особенно в женском исполнении, на Украине тогда проходили без употребления неприличных речевых оборотов, а представляли собой блестящие примеры устного народного творчества, сплошь проникнутых первоклассной ругательной поэзией. Сам украинский язык мелодичный, нежный и мягкий больше подходит для объяснения в любви, чем для оскорблений. Кажется, что люди, вступившие в перебранку, просто остроумно подшучивают друг над другом. Яркие лексические находки, применённые в склоке, потом долго пересказывались свидетелями действа родным и знакомым, становились предметами обсуждения стоящих по разные стороны плетней кумушек, выносились на суд общественности за праздничными столами. Спонтанные спектакли житейских скандалов были необходимым условием полноценной деревенской жизни. К сожалению, современный русский язык не имеет таких уникальных образцов проклятий, какими посыпали оппонентов на Украине в то время. Поэтому, не в силах передать даже сотой доли того бранного изящества (я – русский по рождению и просто не владею этим высоким искусством), с которым велись словесные баталии, просто прошу поверить мне на слово. Перепалка Катерины с молодой цыганкой являлась высшей формой владения бранным словом! Я врать не буду... Ну, или почти не буду…

     Красивый спектакль, разыгранный почтенной селянкой и молодой цыганкой, кончился нехорошо. На предложение убраться с глаз долой «ведьминой дочке из чёртого племени» цыганка неожиданно прокричала жутко зловещим голосом, указывая смуглой рукой с медным браслетом на тонком запястье на едва заметную чёрную полоску грозовых туч, подымаюшихся вдалеке над степью, что пусть сына Катерины убьёт молнией в ближайшую грозу. И поспешила прочь, подымая тучи горячей дорожной пыли широченным подолом. Похоже, что обычный сценарий подобной пьесы, такой концовки не предусматривал. Поэтому народ, на протяжении всей склоки с тихим ропотом комментировавший ход перепалки, озадаченно посмотрел вслед босоногой прорицательнице и притих. Только древний дед Панас, по слухам принимавший участие ещё в русско-турецкой войне 1877-1878 годов, сказал испуганной Катерине: «Берегись, кума, цыганское проклятье очень сильное! Не ровен час…» Толпа молча разошлась, а Катерина осталась стоять перед плетнём, с тревогой поглядывая на темнеющий горизонт.

    Через час стало ясно, что вскоре будет сильная гроза. Ветер стих, духота стала невыносимой, птицы замолкли. Природа, как будто, замерла в ожидании чего-то зловещего. Солнце быстро скрылось, всё небо как будто залили густыми чернилами, на землю опустились сумерки. Тяжелые, под завязку налитые водой тучи, готовые прорваться дождём в любой момент низко провисли над кровлей крытых соломой хат. Липкий воздух был вязок и тягуч и, казалось, весь насыщен электричеством. Всё живое попряталось. Пастухи спешно пригнали с выпаса стадо, и селяне загнали испуганно мычащих коров по дворам.

     Вскоре вернулся с базара и Тарас. Катерина, уже почти невменяемая от страха за сына, поспешно затолкала его в хату. Он никак не мог понять, отчего его мать так встревожена и чего она, в конце концов, хочет от него. Добиться от матушки какого-то внятного объяснения он так и не смог, Катерина только кричала что-то маловразумительное о проклятии и грозящей ему опасности. Наконец, на её причитания прибежала соседка баба Поля и кое-как рассказала молодому человеку об утреннем скандале и о проклятии, наложенном на него скверной цыганкой. Тарас попробовал было обратить всё в шутку, но неистовость, с которой обе женщины убеждали его спрятаться, произвела на него впечатление. Он задумался. Между тем поиск спасительного убежища для Тараса, казалось, зашёл в тупик. Все места в хате, где в панике пытались его спрятать Катерина с бабой Полей, казались ненадёжными. Наконец, для Тараса нашли место в печи.

  Печь в украинской хате представляет собой довольно сложное сооружение. Поколения сельских жителей довели до совершенства его конструкцию, превратив печь в основу, на которой строится жизнь украинского села. Помню совершенно потрясающее впечатление. которое произвела на меня эта выбеленная белой известью громада с бесчисленными дверками и нишами, поддувалом и разверстым зевом обширной топки, напоминающим вход в таинственную пещеру. Детям можно было гулять там, не пригибаясь, что мы с моими ровестниками внучатыми племянниками тетки Катерины Ондрием и Иванко неоднократно и проделывали, когда взрослые отлучались по делам. В печи мылись, если не было собственной бани. Пища, приготовленная в этом сакральном источнике деревенской жизни, была божественно вкусна, а живое тепло, бесконечно долго исходившее от неё, расслабляло и мягко согревало в холодную погоду, избавляло стариков от болей в пояснице. В летнее время, если стояли жаркие дни, нехитрую еду готовили во дворе в летнем очаге, а большая печь, аккуратно подкрашенная и вымытая, ожидала своего часа.

   Когда Тараса стали упрашивать залезть в топку и даже открыли заслонку на трубе, чтобы ему было, чем дышать там, он искренне возмутился: «Да, что ж я – крыса, чтобы тут прятаться?! Коль суждено мне умереть, так умру в чистом поле, как человек, а как не пасюк в темной норе, маманя!» «Ой, сынку! Не рви мне сердце, послушай маму, сховайся, может пронесёт лихо!..» - причитала Катерина, цепляясь непослушными руками за его рубашку. «Нет, мама! Пустите… Пусть будет то, что суждено… Не к лицу козаку прятаться! Бог поможет!» С этими словами Тарас осторожно, но решительно оторвал от своей одежды материнские руки, нахлобучил широкополую соломенную шляпу и, набросив на плечи потрёпанную накидку из овечьих шкур, заменявшую плащ, вышел из хаты на улицу. Здесь уже вовсю бесновалась настоящая буря, которая с остервенением гнала по селу целую тучу мусора и мелкой дорожной пыли. Женщины только успели заметить, как Тарас, прежде, чем скрыться из глаз в этой мутной мгле, торопливо схватился за шляпу, которую срывал с его головы дующий яростными порывами ветер. Затем стеной хлынул такой плотный ливень, что обе женщины мгновенно промокли до нитки. Баба Поля насильно увела рыдающую Катерину в дом.

     Такой страшной грозы, какая разразилась в это время над Махновкой, не помнил даже дед Панас, проживший в селе более века и лишь иногда уезжавший из него, отлучаясь на ярмарки и войны. Казалось, что разверзлись все хляби небесные, вода лилась с неба сплошным потоком, в глубине черных туч, сплетаясь в причудливые клубки, одновременно сверкали десятки извилистых молний и беспрерывно, словно артиллерийская канонада, раскатисто грохотал ни на минуту не смолкающий гром. Затем, будто выброшенный выстрелом из гигантской пушки, серебристой картечью ударил частый и крупный град. Он с силой барабанил в оконные стекла мазанок, выбивал растительность в огородах, стучал по донышкам насаженных на колья плетней горшков и кринок, пока не покрыл землю сплошным ковром, толщиной в несколько сантиметров. Град прекратился так же внезапно, как и начался. Ливень было продолжился, но уже вскоре перешёл просто в сильный дождь, льющийся на землю с равномерным шумом. Молнии и гром, следующий за ними, стали соблюдать какое-то подобие порядка и регулярно следовали друг за другом с интервалом в несколько минут. Это продолжалось сравнительно недолго, не более получаса. Затем гроза стала быстро уходила дальше в степь, за цыганский табор, унося с собой зигзаги электрических разрядов и раскаты сопровождающего их грома. Обессилевший дождь угасал, постепенно превращаясь реденькую серую изморось. Небо быстро светлело и лениво роняло на пропитанную влагой землю последние капли дождевой воды.

     Катерина сидела на лавке перед окном в полной прострации. Она уже не плакала, а только тихонько постанывала и ритмично раскачивалась, глядя на улицу невидящими глазами. Соседка держала её со спины за плечи и, наклонившись к ней, всё пыталась сказать что-то успокаивающее, но тщетно, несчастная женщина ничего не слышала. Тогда баба Поля приоткрыла окошко, чтобы Катерина могла подышать прохладным, насыщенным озоном воздухом. Вдруг прямо перед окном как будто из ничего возникло холодное сияние, в центре которого вращался небольшой круглый шар, чуть меньше куриного яйца величиной, светившийся мёртвым голубоватым огнём. С глухим гуденьем и потрескивая, шар некоторое время, словно в раздумье, неподвижно висел в воздухе, потом, будто примериваясь, несколько раз вильнул влево и вправо и быстро влетел через приоткрытое окно в хату. Замедляя ход, он проплыл мимо замершей бабы Поли на расстоянии ладони от её лица. «Боже ж ты мой!» - прошептала испуганная женщина: «Да что же это такое?!» Катерина тоже увидела светящийся шар. Зрелище этого необычного явления привело её в себя. Обе женщины, как заворожённые, следили широко открытыми глазами за передвижениями шаровой молнии по дому. Казалось, она ищет что-то, как охотничья собака, отыскивающая по оставленному запаху след скрывающейся от неё добычи. Зловеще гудящий шарик сначала приостановил движение и повис под потолком, потом вдруг, словно решившись, быстро подлетел к печке и юркнул в топку. Он разорвался там с ослепительной вспышкой и оглушительным грохотом. Из развороченной печи повалил сизый дым. Обе женщины с криками выскочили во двор.

    Над мокрой соломой, покрывавшей крышу хаты, поднимался густой пар, но огня не было. Дождь прекратился, только вдали ещё слышались удаляющиеся раскаты грома. Выглянувшее солнце весело заблестело в бесчисленных лужах на дороге в центре села, по которым уже с визгом носились босоногие ребятишки, кидаясь друг в друга снежками, наскоро слепленными из тающих на глазах ледяных горошин, ещё кое-где кучками лежащих под плетнями. Высоко над селом в яркой просини неба повисла огромная радуга.Во дворе у Катерины, прознав о страшном визите шаровой молнии, столпился любопытный народ, захаживал в хату и оживлённо обсуждал случившееся. Появление во дворе Тараса встретили громкими криками. Смущенный всеобщим вниманием, он торопливо обнял плачющую Катерину и, прижав её голову к своей широкой груди, только повторял: «Ну, вот видите, вот он я, целый и невредимый… живой… Всё хорошо, мама, всё хорошо!..»

   На следующий день в хату Катерины заявилась целая делегация из цыганского табора под предводительством высокого красивого старика с пронзительными чёрными глазами и золотой серьгой в ухе, лицом и благородной статью напоминающего седого коршуна. Держался он с большим достоинством, и почтительность, с которой обращались к нему спутники, говорила, что это сам цыганский барон. Его сопровождали несколько цыган и цыганок, среди которых была и напророчившая гибель Тарасу девушка. О том, как проходила встреча цыган с Катериной, поделился с нами, товарищами по детским играм один из племянников тётки Катерины - Иванко, присутствовавший при этом. Он рассказал, что цыгане с любопытством осмотрели поврежденную печь и даже заглянули в топку, на стенках которой застыли подтёки расплавленного кирпича. Потом их барон-предводитель извинился за поведение своей родственницы и сказал, что Бог обязательно убережёт того, на кого цыганское проклятье наложено по ошибке. И ещё, что провинившаяся девушка будет обязательно наказана, согласно цыганским обычаям, и что он просит Катерину не помнить зла и принять от него сто рублей в качестве подарка Тарасу на предстоящую свадьбу. При этом старик развернул перед хозяйкой красивую сторублевую купюру с нарисованным на ней московским Кремлём, почти такую же большую, как рушник, висящий рядом с рукомойником. Таких денег ни у кого из жителей украинской деревни тогда не водилось, и Катерина явно обрадовалась, когда цыгане, учтиво сломив её сопротивление, насильно сунули денежку ей в руку. А та самая молодая цыганка, из-за которой и произошёл весь этот сыр-бор, сняла с шеи и отдала тётке своё монисто с просьбой передать его в подарок невесте Тараса. Она предсказала, что молодые будут жить вместе долго и счастливо и умрут в один день, когда наступит их срок. А Катерина прослезилась, обняла её, сказала, что зла не помнит, и подарила ей почти новую большую обливную миску с нарисованными на ней розами. Цыганский табор простоял возле Махновки почти до конца сентября. Удивительно, но у селян за это время почти ничего не пропало. В октябре сыграли шумную свадьбу, на которой Тарас выглядел по тогдашним меркам настоящим щеголем в купленных на подаренные цыганами деньги вышитой рубашке, чёрном пиджаке и начищенных до зеркального блеска смазных сапогах. Красавица Ганна переехала с двумя сундуками приданого на жительство в дом тётки Катерины.

     С тех пор прошло почти шестьдесят лет. Если Тарас и Ганна до сих пор живы, а не умерли, как когда-то предсказала цыганка, в один день, то они уже глубокие старики. Ондрий и Иванко, такие же, как и я, пожилые люди. Утекло много воды… Жизнь изменилась. Почти четверть века назад рухнувший СССР похоронил под своими обломками великое братство наших народов. Украинский народ теперь считает русских оккупантами и обвиняет Россию во всех своих бедах. Украина теперь самостоятельное, и, по-видимому, уже откровенно враждебное России государство, хотя разум упорно отказывается в это верить. Там идёт война и льётся человеческая кровь. По развороченной артиллерийскими снарядами земле Новороссии, словно гигантские клопы, ползают, лязгая гусеницами, стальные махины танков. Гремят выстрелы. Русские и украинцы убивают друг друга. Нынешние жители бывшей Малороссии ненавидят Россию. Но я до сих пор почему-то уверен, что сквозь лютый поток ненависти, идущий с Украины, на меня всё ещё смотрят с живым теплом чистые и такие родные глаза жителей Украины моего детства, той Украины, в которой навсегда осталась частица моего русского сердца.

      

Александр Торн

 

20 июня 2014 года

г. Москва

 

 

 

Рассказ моего сына, четырёхлетней давности...

 

ПРЕЗИДЕНТ

рассказ

 

Ему снилось, что он президент.

Вот он летит в самолете на встречу с руководителем одной из стран Ближнего Востока, где будет обсуждаться вопрос о сокращении ядерного арсенала. От итогов этих переговоров зависит безопасность всего мира...

Он открыл глаза. «Какой кошмарный сон!» - подумалось ему.

Крыша из банановых листьев выдержала атаку ночных дождей, а в пустые кокосовые орехи вдоволь набралось дождевой воды. По крайней мере, сегодня он мог не волноваться, где раздобыть воду. 

Со своего места он видел пляж. На ослепительно белый песок набегали пенистые бирюзовые волны, нежно шелестели листья прибрежных пальм. Потягиваясь, он вылез из шалаша и ступил босыми ступнями на горячий песок.

Еще один день в раю!

Первым делом проверил рыболовную ловушку. Пусто. Со вчерашнего улова оставались еще клешни раков-отшельников – будет, чем позавтракать. Он не спеша развел костер и пожарил клешни с кусочками банана.

После завтрака у него был своеобразный ритуал, и он его никогда не нарушал: поднимался на самую высокую точку острова, единственный на острове холм. Высотой, не более двести метров, над уровнем океана, но с него отлично был виден весь остров, как на ладони. Остров был совсем маленьким, можно обойти за час. Но этот клочок суши был ЕГО. Здесь он был президентом.

Солнце нещадно палило. Натерев лицо размельченной кокосовой мякотью, чтобы не обгореть, он развалился в тени пальмы.

Сколько сейчас градусов? Термометра  у него не было, но по ощущению, точно за сорок. Не было также часов и календаря. Жизнь в безвременье. Он не знал, какой сейчас год, месяц, какой курс доллара (если эту валюту еще не отменили), какой болезнью медики нынче пугают мир. Но его устраивала такая изоляция. Он не хотел ничего знать про внешний мир, так же, как и миру было наплевать на него.

Он задумался, чем будет обедать. Зверей на острове не водилось, так что выбор ограничивался  рыбой, крабами, морскими моллюсками или фруктами. Сегодня ему очень захотелось поймать рыбу – устрицы и морские огурцы уже изрядно поднадоели.

В какие-то моменты он вспоминал о благах цивилизации. Особенно о супермаркетах. Пошел, купил что надо. Здесь же, на острове, рацион состоял из того, что удалось отыскать или поймать. При этом всегда нужно быть  внимательным, чтобы не схлопотать пищевое отравление. Аптек и лекарств на острове нет.

Взяв самодельный гарпун - длинную палку с заостренным концом - отправился на подводную охоту. Он жил на острове давно и натренировался находиться под водой без воздуха до трех минут.

Улов оказался удачным – на конце гарпуна болтался скат-хвостокол.

Выйдя из океана, он присел в тени ближайшей пальмы, переводя дух, и победоносно взглянул на ската. Будет, чем пообедать!

После обеда он вновь растянулся в тени пальмы, рассеянно  глядя на океан.

Внезапно на горизонте показался силуэт корабля.

Встревоженный, он резко сел: вдруг корабль повернет к ЕГО острову!.. Он не хотел, чтобы люди ступали на эту землю, он никого не хочет здесь видеть!

К счастью корабль двигался вдоль линии горизонта, и вскоре растаял вдали. Успокоившись, он снова улёгся.

Оттого, что остров находился вблизи экватора, темнело здесь мгновенно – будто кто-то выключил свет. А ночь длилась 12 часов.

С наступлением темноты температура опускалась до 20-ти градусов, и в эти мгновения он упивался прохладой, измученный дневным сорокаградусным зноем. В раздумье лежал у догорающего костра, слушая шум океанского прибоя, доносящийся из ночной тьмы... Вдруг, среди прибоя, он явственно различил человеческие шаги.

Не может быть! Так он на острове, не один!

Напряженно вглядываясь в темноту, он пожалел, что под рукой нет какой-нибудь палки, на случай опасности. Он продолжал напряженно всматриваться во тьму и, наконец, разглядел приближающуюся человеческую фигуру. Это оказалась девушка, элегантно одетая, в брючном костюме... Девушка подошла, присела возле костра и он с изумлением ее разглядывал.

- Господин президент, мы снижаемся, - сказала она.

Он непонимающе глядел.

- Что?

- Самолет снижается. Посадка через десять минут.

Внезапно шум вечернего океанского прибоя преобразился в шум двигателей самолета.

- Простите, что разбудила, господин президент, но мы дём на посадку, -  повторила помощница,  виновато улыбаясь.

Сонно хлопая глазами, президент утвердительно кивнул и она удалилась.

Поправив сползший набок узел галстука, президент с грустью вздохнул и взглянул в иллюминатор, за которым, ускоряясь, проплывали, одинокие глинобитные хижины.

«Как  жаль, что я не на острове», - подумал президент.

 

Дмитрий Бушный

июнь, 2010

 

bottom of page